Среди летних гостей Феодосии непременно окажутся и такие, кого можно назвать «основателями городов»,— например, города Навои, которому от роду лет пятнадцать. Такой приезжий, наверно, будет особенно поражен огромностью цифры «2500», повторяющейся в оформлении сувениров и экскурсионных плакатов. 25 веков — это возраст Феодосии.
Озираясь как бы в поисках доказательств столь солидного долголетия, вновь прибывший сразу обратит внимание на кирпичные зубцы генуэзской башни: она рядом с вокзалом. Но уже по дороге к ней вспомнит, что генуэзцы пришли в Крым гораздо позже. Прочитает надпись на чугунной плите. Так и есть: «Башня Константина, XIV век». Значит — всего шесть веков. Где же остальные девятнадцать?
В самом деле, «на местности» отчетливых следов изначальной Феодосии не видно. Таких, как, скажем, полукружие каменных скамей раскопанного античного театра в Херсонесе (Севастополь) или знаменитый керченский склеп Деметры.
В Эрмитаже хранится так называемая серьга из Феодосии — с изображением колесницы и подвесками. Она почти ровесница самого города и стоит того, чтобы здесь ее описать. Серьга из золота по совершенству ювелирной микротехники удивительна. Края верхнего диска покрыты зернью. Далее книзу идет бесконечно изящное ажурное «вензеление», изображены четверка мчащихся лошадей и возница. Под ними — покрытая зернью полулунница. Внизу — свободно свисающие на золотых цепочках пять крохотных амфор... Замечательная эта миниатюра создана в IV в. до н. э.
Есть, конечно, и другие экспонаты и следы прошлого. В раскопе возле башни Криско на Карантине можно рассмотреть каменную кладку исчезнувшего города. В золотой кладовой Эрмитажа, кроме описанной серьги из Феодосии, хранятся подвески, ожерелья, серьги в виде грифонов, кольца, пластины — все это было найдено при раскопках феодосийского некрополя еще Айвазовским. В городском краеведческом музее экспонируются надгробные стелы, терракотовые статуэтки, несколько античных скульптур, глиняные и стеклянные сосуды, украшения и другая утварь. Выходит, что античную Феодосию представить не так трудно. Помогут свидетельства древних авторов, ну и — немного воображения.
Немного воображения...
Потрогать, приблизиться, к вечности вдруг прикоснуться
Сквозь тридцать веков
от руки моей пятится краб.
Уснуть под гипнозом, и снова, увидев, проснуться: в спокойные воды под веслами входит корабль.
Чей корабль? Одиссея? Аргонавтов? и то и другое не исключается. Русский поэт и драматург В. Капнист, исследуя поэмы Гомера, высказал предположение, что Одиссей странствовал не по Средиземному, а по Азовскому и Черному морям. и не наш ли восточный Крым есть та самая «киммериян печальная область», впервые упоминаемая Гомером?
Этот образ очень волновал поэтов и так называемых «художников-киммерийцев» начала нашего века, которые черпали в нем свое вдохновение. Сегодняшний художник пишет картину «Одиссей у берегов Киммерии». Похожим образом крымский автор может назвать свою книгу. Гипноз имен, едва различимых во времени, действует и поныне. Однако от мифов и полулегенд, связанных с Феодосией, самое время перейти к историческим фактам.
Дымовая завеса времени над восточным Крымом лишь отчасти рассеяна.
Мезолит, неолит, эпоха бронзы — предыстория человечества...
Но вот, уже в историческое время, появляются на полуострове киммерийцы, о которых мы, к сожалению, очень мало знаем.
Киммерийцы, вопль гортанный, юных пленниц страх и ужас, лики зноем сожжены. Под копытом свищут травы, коннолучники, пригнувшись, двуедины, как кентавры, тучей движутся с войны.
Ко времени греческой колонизации Северного Причерноморья в VII—V вв. до н. э. население на территории Таврии — Крымского полуострова в основе своей состояло из тавров, обитавших на побережье, в горнолесных районах, отчасти в предгорьях, и скифов, которые занимали степную часть Крыма. Заметим, что вопрос о происхождении и дальнейшей судьбе киммерийцев, тавров и скифов сложен, здесь много спорного и невыясненного. Интересующимся советуем почитать специальную литературу.
Известно, что в античном мире VIII—VI вв. до н. э. сложилось рабовладельческое общество с небольшими городами-государствами (полисами). Потребность в рабах, в рынках сбыта продукции развивающихся ремесел, нехватка земли и, следовательно, «избыток» малоимущего населения, торговая экспансия предприимчивых греческих купцов — все это привело к появлению торговых поселений, а впоследствии на месте некоторых из них и городов в Северном Причерноморье.
В середине VI в. до н. э. возникла Феодосия. Ее основали выходцы из Милета, крупнейшего по тому времени эллинского города в Малой Азии.
Греки искали хороших гаваней. А эта — уж куда лучше: берег отлогий — легко в случае чего вытащить корабль, бухта просторная... Но такие места были, как правило, давно обжиты другими народами. Так что греческие поселения не возникали на пустом месте.
История сохранила интереснейший документ, так называемый «Перипл Понта Евксинского и Меотийского озера». Неизвестный автор перипла сообщил, между прочим, что «Феодосия на аланском, т. е. таврийском языке называется Ардабда...», в переводе — «дар богов». Таким образом, выходцы из Милета лишь перевели на свой язык словом «Феодосия» («богом данная», «дар богов») имя древнего города, у стен которого появились их первые корабли. Существует, правда, и иная точка зрения, согласно которой Ардавда, или Ардабда, возникла позднее, на месте уже разрушенной гуннами Феодосии, и вскоре прекратила существование.
По-хорошему или с боем высадились на берег первые греческие колонисты, неведомо. Обычно они действовали по обстоятельствам: где хитростью, где подкупом, а если не получалось, то и силой. Как правило, они сперва выговаривали для себя у местных вождей условия для торговли и какую-то землю. Поселение быстро разрасталось, богатело, его обносили мощными стенами, а когда вырастали башни и стены, протестовать было уже поздно...
Феодосия процветала. У местного населения — хлебопашцев, охотников и скотоводов — греки закупали пшеницу, кожу, меха, мед, воск, рыбу. В обмен привозили из-за моря восточные пряности, продукцию метрополии и собственного ремесла — посуду, предметы искусства, оружие, украшения, ткани, но в особенности— кто бы мог сегодня подумать? — виноградное вино. От моря Эгейского — к берегам и окрестностям Феодосии. В нынешние — Судак, Старый Крым, Золотое поле, Солнечную долину, Коктебель, Новый Свет...
Скифы, не возделывая виноградной лозы, ничего крепче кумыса, может быть, до тех пор и не пробовали и настолько оценили заморский напиток, что он сделался одно время главным предметом торговли. Скифы, равно мужчины и женщины, употребляли его, в отличие от греков, не разбавляя водою и не ведая меры. У Геродота есть любопытный рассказ о том, как спартанский царь Клеомен, слишком тесно общаясь с послами скифов в ходе переговоров, научился пить неразбавленное вино и от этого впал в безумие. «С тех пор спартанцы,— продолжает историк,— когда хотят выпить хмельного вина, говорят: «Наливай по-скифски».
B начале IV в. до н. э. у Феодосии объявился враг — столица Боспорского царства.
Пантикапей (на месте нынешней Керчи), город, который, в сущности, занимался тем же, что и более скромная Феодосия. Царь Сатир I не стерпел конкурента и решил покончить с его независимостью. Феодосийцы отразили натиск врага, а сам царь умер во время осады города. Его сын Левкон I в свою очередь собрал войско и, призвав на помощь скифскую конницу, около 380 г. до н. э. после долгой осады овладел Феодосией. Однако Левкон не только не уничтожил города, но еще больше расширил его возможности в торговле зерном. В Феодосийской гавани можно теперь было видеть до ста кораблей одновременно. Скифская пшеница потекла в бесхлебную Аттику. Имя боспорского царя зазвучало в одобрительной интонации речей оратора Демосфена. Благодарные Афины присвоили Левкону, а также детям его званье почетных граждан своего города.
Целых два с половиной столетия Феодосия, хотя и под эгидой Боспора, жила в относительном благополучии. В середине II в. до н. э. Греция, как известно, фактически оказалась под властью Рима. Начала клониться к упадку и Феодосия — имеется в виду ее хлеботорговля. Вспомним, однако, что понятие «расцвет» или «упадок» античного приморского города, а в нашем случае — Феодосии, обнимает разве что торговлю и положение дел у полноправных ее граждан, называвшихся свободными. Рабу всегда было плохо — гребцу ли, прикованному к скамье судна, каменотесу ли, строителю, засольщику рыбы.
Эллада свободная жить без него не могла,
он был ей мотором
на взрывчатой мускульной тяге.
Эхо одного такого взрыва дошло до нашего слуха: восстание в Пантикапее (107 г. до н. э.), которое поднял скиф Савмак. Дворец царя Перисада был взят, сам тиран обезглавлен. Запылали богатые дома и в Феодосии... Савмака объявили царем.
Восстание было потоплено в крови Диофантом, полководцем понтийского царя Митридата VI Евпатора (II—I вв. до н. э.). В Пантикапее после гибели Митридата, грозного врага римлян, цари уже назначались Римом и были политически от него зависимы. В начале II в. н. э. на Феодосию обрушилось новое бедствие: из-за Танаиса (реки Дон) вторглись аланы. Город был разрушен, уцелевшие жители разбежались. Современный событиям летописец еще не однажды произнесет похожую фразу. В середине III в. н. э. после изгнания аланов другим народом — готами — Феодосия ожила, чтобы примерно в 370 г. подвергнуться нашествию гуннов и снова обратиться в развалины...